Давай померяемся! вторая половинка

Название: Давай померяемся!
Автор: Noa Streight
Бета: Аямэ
Фандом: Prince Of Tennis
Рейтинг: NC-17
Жанр: slash, Humor, постканон, тотальный OOCище
Пейринг: Момоширо/Кайдо, Тезука/Фуджи и… вы уверены, что хотите это знать?
Посвящается: koudai, GerVOlg
Содержание: За Кайдо, в голове которого сорвало вентиль и напор стал хлестать беспрепятственно, последовали другие.
Предупреждение: Ненормативная лексика. Фик написан без учёта событий манги «New Prince Of Tennis». Поклонники ТеФу в связи с прочтением могут получить ожог мозга второй степени тяжести.
Благодарность: Aldekar за консультацию по матчасти.
Аямэ за неусыпный контроль над авторской ленью, лучи любви за понимание и долготерпение в нелёгком деле разбирательств с авторской придурью.
GerVOlg за моральную поддержку и чудесный фанарт - которые греют душу и вдохновляют на новые свершения.
Отказ от прав: Персонажи фанфика принадлежат их создателям. Автор фанфика не извлекает материальной выгоды от их использования.
Размещение: фика на других ресурсах – с согласия автора. Ссылки на фик – приветствуются.

первая половинка

Картинк мой)

Картинк  GerVOlg МомоКай лёгенькая НЦа

читать дальше
16.11.2011 – 07.01.2012

Локти подломились от напряжения и Фуджи едва не рухнул лицом в траву. Зелёные стрелы ритмично колыхались перед глазами: вверх и вниз. Футболка задралась до границ приличия, но поправить её не было никакой возможности. Да и не особо хотелось. Вот только чёртовы травинки, покалывающие кожу, добирающиеся даже сквозь ткань до отвердевших сосков. Всё тело покрылось испариной. Тяжёлое, натужное дыхание подчинилось тому же ритму. Вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз…
Хорошо, что в таком положении отросшая чёлка полностью закрывала глаза. В них сейчас отражалось то, что Фуджи не доверил бы никому:
«Эх, Тезука… бесчувственный и беспощадный».
Кунимитсу и раньше не делал ничего похожего на жалость, с чего бы ему поменяться сейчас? Погружаясь в то, как горят изрезанные травой перетруженные руки, как наливаются блаженной усталостью мышцы, Шюске подумал, что не любит коленно-локтевую, в частности, ещё и за это. А на природе – так вообще: ладони потом страшно людям показать, одежда вся в зелёных пятнах, а если ещё и в неподходящий момент задумаешься: из каких мест муравьёв вытряхивать придётся… Всё падает – и уже никто никуда не спешит.
Вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз… 89… 90… 91… 92… На «98» руки подвели Фуджи совсем и он таки растянулся. Зато отжимания на этом можно было считать законченными.
Шюске собрал себя в кучку и сел. Посмотрел на Тезуку. Тот бодро заканчивал третий подход «по 50» и, судя по всему, собирался выполнить четвёртый. Гордый орёл, прославившийся на весь Канто нечеловеческими способностями в теннисе и давней историей с надломленным крылом.
«Действительно четвёртый заход… Да его в морскую пехоту без экзамена возьмут! И где там то больное крыло. Было, да всплыло» – подумал Фуджи, глядя на Тезуку и разве что не подбирая слюну. На газон он уже насмотрелся до зелёной ряби в глазах. А больше тут и не на что.
«Так Тезуке и скажу, если спросит: чего уставился… Впрочем, он не спросит. А жаль».
Месяц прошёл. Уже и Кайдо с Момоширо всё между собой решили. Ну, или почти всё. А что не решили – так на то целая вечность впереди.
Месяц… Но умственная непроходимость Тезуки осталась необоримой. Фуджи казалось, он всё уже перепробовал. Кроме изнасилования. С этим торопиться не стоило.
Но идея изнасилования переставала выглядеть нелепой и с каждым мгновением приобретала всё большую привлекательность, когда Шюске смотрел на эти его ритмичные вверх-вниз, вверх-вниз. На то, как вены вздуваются на сильных руках, а свободная футболка чуть-чуть съехала, обнажив влажную от пота поясницу и расчерченное мышцами отсутствие живота.
«Интересно, Тезука сильно удивится, если я вдруг навалюсь сверху, вопьюсь зубами в шею – давно хотел – рвану шорты вниз, помацаю личную жизнь и… РАЗМЕЧТАЛСЯ!» – оборвал сам себя Шюске.
Тезука недовольно глянул в его сторону. Понятно, время отдыха вышло.
«Человек-хронометр. Хуже Инуи… И почему я не выбрал кого попроще, а? Шираиши практически замуж звал и кактус обещал подарить редкий – чего мне в жизни не хватало?».
Фуджи воздвигся на ноги и начал приседать.
«Если не знаешь, что делать — качай зад. Даже если решение не придет, накаченный зад никогда не лишний» – любила говаривать старушка Рюзаки, когда на неё нападал стих поучить ребят жизни на основе бесценного личного опыта. Фуджи всегда было интересно: а на счёт розовых пеньюаров для тех, кому за шестьдесят, у тренера афоризм имеется? Но спросить он так и не решился – развитое чувство такта, знаете ли. А на счёт накачанной задницы он был полностью согласен. Вот если бы ещё и Тезука оценил: какое богатство рядом приседает.
Ритмично: вверх-вниз, вверх-вниз. И всё мимо кассы.

***

Получив деньги за подработку, Кайдо прикинул, что сумма скопилась достаточная и отправился к тому самому мастеру, который татуировал Момоширо.
После ряда формальностей Кайдо попросил изобразить ему такую же змею, но на руке.
– Обезболивание делаем? Лидокаинчик? – поинтересовался художник, пока подмастерья готовили материалы, а потом и самого Кайдо.
– Нет, не нужно, – теннисист пожал плечами. Для Момоширо он настоял на обезболивании, чтобы тот, во-первых, не мучился, во-вторых, не очнулся в неподходящий момент и не разнёс к чертям эту лавочку. Первая причина была основной. Да, Кайдо хотел Момоширо пометить – хоть так, символично, но сделать его своим – но не хотел для него лишней боли.
«Ну, я прямо думал и рыбку съесть, и на хуй сесть. Молодец» – сам Кайдо решил прочувствовать всё от и до. Отчасти это казалось ему искуплением. А ещё процесс нанесения татуировки, в его понимании, не слишком далеко ушёл от исследования границ выносливости, методу которых разрабатывал Инуи. Тот иной раз додумывался до откровенно изуверских вещей. Но Кайдо не жаловался: мужик он или погулять вышел?
Мастер посмотрел на парня куда более доброжелательно и даже с уважением.
– Это хорошо. Это правильно, – сказал он и приступил к работе. – Татуировка шаг серьёзный и, не побоюсь сказать, пожизненный. Если человек не готов ради этого претерпеть небольшую боль, то и нечего соваться. Да только всё больше людей обезболивание требуют. Особенно девицы, туристки всякие с их котятами да бабочками на копчике.
Кайдо неопределённо хмыкнул, почти не слушая. Думая о своём. О Момоширо.
«Может, у родителей сегодня переночевать?» – Кайдо не хотел объясняться с Такеши на полдороге. С родителями, правда, объясняться хотелось ещё меньше:
«Забинтоваться по самые уши и сказать, что вывих?»
Время шло. Тупая, выматывающая боль, когда игла проходила словно бы по одному и тому же месту, превратилась в неприятный, но терпимый фон.
Кайдо созвонился с Момоширо и с родителями. Получил нагоняй от мастера за пользование мобильным во время процедуры. Без особого интереса посмотрел несколько фильмов, пока, наконец, мастер не объявил, что на сегодня всё.
– Кстати, как там ваш друг? Доволен татуировкой?
– Не то слово, – буркнул Кайдо, которого застал врасплох закономерный в такой ситуации вопрос. – В экстазе.
«Экстаз» действительно совсем не то слово, которым можно выразить всё непростое отношение Момоширо к нательному украшению, но Кайдо всё равно не собирался посвящать мастера в подробности. Ну, разве что технические.
– Я прослушал, когда вы предупреждали, что первое время излишек краски сочится через кожу и когда мы увидели, что змея пропечаталась на белых форменных шортах, изрядно обалдели.
«И тут же подрались. Кажется, Такеши серьёзно хотел заставить меня убитые шорты съесть».
Мастер сдержанно усмехнулся, оставив при себе соображения о двух таких разных парнях с одинаковой татуировкой.
Спортсмен отправился домой, совместив необходимость скрыться от Момоширо с исполнением сыновнего долга. С некоторых пор семейные ужины стали тяготить Кайдо. Он гнал от себя мысль о том, что его отношения с Такеши семья может не понять и не принять.
«И как быть? Скрываться всю жизнь? Отказаться от контактов с семьёй вообще? Мама первым делом подумает, что я могу дурно повлиять на брата, а отец… сразу проклянёт».
Ещё недавно это была страшноватая теория, которая ныне превратилась в угрожающую действительность.
Кайдо боялся спросить у Такеши, что он об этом думает. Готов ли бороться за их отношения вопреки всему. Кайдо или семья? Семья или Момоширо? Страшный выбор, которого Каору хотел избежать, но не представлял как.
Парень так увлёкся переживаниями, что сон сбежал от него. Только и осталось – пялиться в потолок, всё основательнее впадая в уныние.
– Не спишь, Гад?
– Неа-а… А ты чего?
– А действительно, чего это я? – раздражённый и насмешливый голос Такеши в телефоне. Но чувствовалось – настроение у него мимо воли улучшается просто потому, что Кайдо снизошёл до разговора.
– Воспользовался твоим отсутствием, чтобы завалиться на койку… Твою. И дрочить до изнеможения.
– Ты хочешь поговорить об этом? – мрачные мысли улетучились до поры и Кайдо захотелось Момоширо расцеловать. – Постель не забудь убрать! Вшшшшш-ш!
– Нет уж, оставлю как есть. Полюбуешься, когда вернёшься, – характерный смешок, казалось, пощекотал ухо. – Это наказание. Оставил меня одного, внезапно, понимаешь ли… Я был морально не готов! Моя хрупкая психика пострадала.
Химеры разума отступили, стоило услышать голос любимого. Кайдо почувствовал себя глупо: на черта он не с ним, не рядом? Хрупкая психика у Момоширо пострадала? Да у него череп цельнолитой, откуда там психика, тем более хрупкая?
«Это у меня тут наедине с собой тихо шифер шелестит – крыша на ухо сползает».
– Я завтра вернусь, не паникуй, нежное создание, – серьёзно пообещал Кайдо.
– Отлично. Как на счёт секса по телефону, чтобы время скоротать?

***

Инуи знал, что легко не будет. Но эмоции, скрывающиеся за сухими формулами, оказались поистине чудовищными. Ничего подобного он от себя не ожидал.
И Садахару оказался совершенно не готов к тому, что Кайдо станет ему сниться. И ладно бы сны, сегодня он как наяву увидел лицо Каору, когда кончал. Хорошо хоть не заорал. Акеми и так заметила – что-то не так. Болезненно честный, Инуи запаниковал и едва не убежал из собственной постели и дома. Хватило ума не сигать в ночь в чём мать родила, а отсидеться в ванной.
Акеми, кажется, обиделась. Но в житейской мудрости своей пополам со здоровым пофигизмом – повременила с претензиями, оставив парня один на один с его проблемами. Подумаешь, упало и больше не встаёт. У женщин организм сложный, так и у мужиков не проще.
Когда Инуи рискнул выбраться из ванной, Акеми уже спала. Он осторожно присел на край кровати. Неяркий свет ночника придал спящей девушке особое очарование. Парень поправил сползшее покрывало и потянулся было погладить Акеми по волосам, но в последний момент одёрнул руку – как бы не потревожить сон.
Бесшумно покинул спальню и перебрался на кухню. Хорошо, что родители в отъезде, дом пустой. Вот и на душе у Садахару пусто-пусто.
Акеми, естественно, ничем не напоминала Кайдо. То есть вообще. Маленькая, светлокожая, чуть полноватая. Смешливая и яркая – душа компании, мгновенно вписывающаяся в коллектив. В отличии от избравшего змей образцом для подражания человека-нелюдимки – Акеми не представляла себе жизни без общения с десятком подружек в день. Её мобильным телефон, казалось, еле справлялся с нагрузкой. А ещё Акеми ни бельмеса не смыслила в спорте.
Зато ей нравился Инуи. Девушка не пыталась тянуть из него деньги и вымогать дорогие подарки, не пыталась перелепливать под себя с прицелом на будущий брак. И она даже могла выпить очередное экспериментальное варево Инуи, не поморщившись. Их отношения походили на идеальные.
Но в четвёртом часу утра, сидя на кухне нагишом и в полной прострации, Инуи вдруг понял, что ему это совершенно не нужно.
Мысли торжественно наворачивали круги и петли вокруг черепа и остывшего чая. Определённо хотелось разорвать этот порочный круг, например, испортив жизнь кому-нибудь ещё. Поделиться впечатлениями или хотя бы просто разбудить. Инуи поискал свой мобильный телефон и, поколебавшись, позвонил. В четыре утра все нормальные люди спят, как и совесть у самого Инуи, но есть маленький шанс, что…
– Не спишь?
– Как видишь. Точнее, слышишь.
– Как у тебя дела?
– Паршиво. Зачем звонишь? Начало пятого…
– Приятно узнать, что паршиво не только мне. Своеобразное утешение. А про время… и не напоминай.
– Язва, – Фуджи тихонько рассмеялся. Словно ему тоже полегчало от осознания, что кому-то не спится на ту же тему. Уж если есть с кем поговорить или помолчать с пониманием в пять утра – значит, всё будет хорошо. Ещё одна ночь позади.
– Как на счёт встретиться, поговорить?
– И выпить, например? – Инуи схватывал на лету.
– О да. Я на той стадии, когда не помешает.

***

– Что за дела, Каору?!! – привычная картина: двое в ванной, в состоянии полного душевного раздрая. От их рычания зеркало трескалось, а соседи озадачивались: когда из зоопарка сбежал и успел забраться в общагу лев, а так же почему местные власти молчат.
– Тебе что-то не нравится? Имей в виду, мастер изрядно потрудился. Да и меня совсем задолбал… точнее, исколол за два дня-то, – отозвался Кайдо нарочито невозмутимо, продолжая аккуратно смывать сукровицу и излишек краски с руки.
Такую же фразу Гад произнёс в исторический момент знакомства Момоширо с татуировкой.
И вот, снова здорово.
Такеши приспустил шорты и посмотрел на свою татуировку. На Кайдо это зрелище, кстати, действовало, как манок на уток – парень возбуждался моментально.
– Одинаковые, – желание скандалить начало угасать, но ведь ситуация совершенно не прояснилась.
— Но это же больно и геморно... — попытался объяснить своё недоумение Момоширо.
— Не припоминаю, чтобы ты жаловался, — резко ответил, как обрубил, Кайдо. Это могло означать конец дискуссии, но Такеши хорошо знал, с кем имеет дело. А потому продолжил тянуть из Каору ответ на простой вопрос: «зачем?».
– Ты, по-моему, совсем мозгами тронулся, – озвучил диагноз Момоширо. – Ладно ещё моя татуировка – на жопе – кроме тебя и не увидит никто, но на руке… Нафига этот выпендрёж? Как ты собираешься её скрывать?
Кайдо пожал плечами:
– Утяжелители под курткой я же как-то прячу.
– Ну, ты сравнил! Грузилки – фигня – снял и забыл. А кожу, что-ли, тоже снимешь?
– Вот ещё! Мне нравится эта татуировка. Нравится, что она такая же, как твоя. Я и прятать-то её особо не планирую. Наоборот, пронесу через жизнь с гордостью.
– Придурок ты, Гад. Чем тут гордиться? Тем, что ты не один раз дурак, а дважды?! – рявкнул Момоширо в сердцах. Постарался взять себя в руки. Вздохнул тяжело: достучаться до Каору не получалось.
– В университете могут возникнуть проблемы. А при приёме на работу – точно. Так зачем же, а?!
– Ну, как же тебе объяснить? Институт брака – это же не про нас, а я хочу к тебе под кожу влезть и всегда рядом быть. И чтобы ты был со мной. Это символ, понимаешь?
– Да уж, не колечко – выбросить и забыть. Но ты готов ради этого символа всю свою жизнь под откос пустить?
Момоширо растрогался до слёз и с трудом сдерживал эмоции. В принципе, он так и думал, но одно дело догадываться, а другое – знать наверняка. От самого Каору услышать.
«Какой же он всё-таки… валить и трахать. Причём, немедленно!»
– Готов. Когда это меня трудности останавливали?
– Никогда. Они тебя лишь стимулируют, по-моему. Чёртов шипящий мазохист.
– Я-то?! А у кого, что ни матч, то реки крови? Вшшшшшш-ш-ш...
Момоширо с деланным интересом уставился в потолок. Ну, кто виноват, что у него такие противники непростые? А Каору, между прочим, тоже – то коленки поразбивает, то локти обдерёт… В любимой позе из-за этого у них так редко бывает, как по праздникам.
– Каору, пошли в кровать. Разговоры-разговорами, а у меня член сейчас взорвётся.
– Ленивым отсосом я не отделаюсь, да? – лукаво поинтересовался Кайдо, запаковывая татуировку в припасённый рукав от старой рубашки.
– И не мечтай. Раздразнил так, что я теперь хочу тебя всего съесть.

***

– Фуджи, как тебе терпения хватает? Тезука же… он… Ну, короче, любой бы уже спёкся на твоём месте.
– Это необъяснимо. Вот, например, кактусы. Всего-то пару десятков лет назад бытовало мнение, что кактусы цветут единственный раз перед самой смертью и то не факт. Это нелепость. Но кактус действительно не просто «уговорить» зацвести. И хоть кактус, даже не цветущий, не перестаёт быть очаровательным зелёным ёжиком, за что и любим – довести до цветения каждое растение — своего рода долг чести, конечная цель. Практически в каждом роде кактусов есть экземпляры, которые зацветают значительно позже своих собратьев. А некоторые из них снисходят до цветения в очень зрелом возрасте или не зацветают вовсе, требуя для этого оранжерейных условий. Но ведь наиболее трудные в культуре растения высоко ценимы, возведены в ранг элитных видов. Редкость подразумевает ценность, а ценность всегда сопряжена с трудностью. А Тезука, между прочим, ничем не хуже кактусов.
«Тезука – очаровательный зелёный ёжик? – подумал Садахару, со всей серьёзностью отнёсшийся к предложенной параллели. – Яркий пример того, что отличает гения от среднестатистического обывателя: никогда не мог разложить по полочкам особенности мышления Фуджи».
Силой метафоры Инуи слегка пригнуло к барной стойке:
«Действительно, если представить, что этот человек любит растения, вокруг которых можно десятками лет скакать с лейкой без всякой видимой отдачи – что ему наш экс-капитан…».
– Кхе. Но всё-таки, пользуясь твоей терминологией, почему не герань, например?
– Это кто – Мизуки что-ли? – Шюске фыркнул с явным пренебрежением. – Нет. Спасибо, конечно, за идею. Но нет.
Инуи было больно на это смотреть. Казалось, Фуджи рассыпается на глазах. И дело даже не в этой вылазке в бар навстречу алкогольному забвению и даже не в череде таких же походов, в том, как они опасно участились. Нет. Просто Шюске словно бы достиг какого-то внутреннего предела прочности – ещё чуть-чуть и сломается.
Это сквозило во всём, насколько Инуи мог судить: в нервических жестах истончившихся пальцев, в отсутствии лукавого прищура – информационный маньяк уже и забыл, когда Фуджи в последний раз глядел на мир так.
Садахару проклинал себя за то, что столь мало знает о гении, не понимает его. Казалось бы, за десяток лет можно надёжную базу данных собрать. Но нет – Инуи не знал ничего подходящего, чтобы утешить Шюске, как-то облегчить для него ситуацию.
Только и оставалось, что молча сопровождать Фуджи в его крестовых походах против зелёного змия. Поднимать бокал, кивать вовремя и слушать. Слушать.
За всем этим Инуи забывал о собственных сложностях. Там не о чём думать – всё просчитано – где решать проблемы, а где и абстрагироваться от них.
То ли дело Фуджи – необходимость наблюдать медленный и мучительный коллапс личности – Садахару просто убивала.
Убивала собственная беспомощность.
Мысль о том, что Тезуку надо просто подпоить, украсть и привязать к кровати – с каждым днём нравилась Инуи всё больше:
«А как с ним иначе?».
Намёки он игнорирует, так Фуджи набрался смелости и открытым текстом сказал, а Тезука принял это за дань уважения своему мастерству и лидерским качествам.
«Ну, не придурок ли?».

***

Как орёт Момоширо было слышно ещё на подходе. Инуи помедлил перед дверью, ожидая услышать звуки ударов. Но их не последовало.
«Значит, Момо орёт не на Кайдо. А на кого он может рычать в их комнате в семь утра? Неужели на Фуджи? Садиииист – у того же похмелье» – Инуи толкнул дверь: вдруг не заперто – и вошёл. Ему открылась прелюбопытная картина: местность между двумя койками ночью превратилась в спальное место, которое сейчас занимал Фуджи. Как он и вычислил. Инуи места себе не находил с тех пор, как ему позвонили родители и пришлось срочно уехать, а Шюске – отказался и остался догоняться в клубе. Утром дома его не оказалось и Садахару пришлось бодро соврать Юмико, что её брат опять заночевал у друзей. Хотя, почему соврать? Автопилот действительно привёл Шюске к друзьям, а не под ближайший забор – хвала всем богам.
И теперь Момоширо в одних трусах исполнял над гением народный танец аборигенов Новой Гвинеи, надеясь посредством гневных воплей разбудить: если не Фуджи, то хотя бы его совесть. Шюске закуклился в два одеяла и, придерживая холодный компресс на лбу, усилия Момоширо напрочь игнорировал. Похмельному Фуджи совесть предпочитала о себе не напоминать.
На одной из разворошенных кроватей сидел Кайдо с видом «я не с ними» и боролся с желанием закрыть лицо руками.
У Момоширо, в общем, был повод для праведного гнева. Ладно, что Фуджи, неведомо как обаяв коменданта общежития, завалился к ребятам пьяный в три часа ночи. С кем не бывает? Парни напоили гения крепким чаем, убедились, что он не собирается провести остаток ночи в обнимку с унитазом, и собрались лечь досыпать. Кайдо уступил Фуджи кровать, а себе постелил на полу. Момоширо поворочался с полчаса на своей койке, думая о несовершенстве мира, потом решил, что Кайдо на полу холодно и одиноко… и перебрался туда же.
Выяснилось, что вдвоём на полу даже удобнее, чем на одной из узких кроватей. Но насладиться этим открытием парни не успели. В пять утра, едва они задремали, Фуджи сковырнулся с койки и, в поисках тепла, любви и ласки, заполз на импровизированное лежбище. Вот тут-то и началось самое интересное.
Когда Шюске попытался, не приходя в сознание, отжевать Кайдо ухо, называя парня «Митсу», это было ещё объяснимо. Такеши стиснул зубы и промолчал – что с пьяного возьмёшь? Но когда шатен, перевернувшись на другой бок, нащупал Момоширо и окрестил его «Инуи» – томно, с экстатическим придыханием – у парня волосы дыбом встали без всякого геля.
День, как говорится, не задался с самого утра. Момоширо и Кайдо больше глаз не сомкнули, неподкупными стражами охраняя счастливый сон товарища. И наслушались таких откровений, что потеряли надежду отоспаться и на следующую ночь.
А гениальная зараза так пригрелся, что уходить не захотел – едва продрав глаза, попросил воды с аспирином, компресс и чтоб Момоширо испарился. И всё, продолжил спать.
Парни должны были почувствовать облегчение, что за ним пришёл Инуи – есть на кого перевалить заботу. Но облегчение не чувствовалось. Скорее, наоборот. Теперь они не знали, как Инуи в глаза смотреть… Да и вообще привычный мир изрядно накренился.
– Инуи, то, что с Фуджи происходит, это, бл*, лечится?!! – Момоширо обернулся и, наконец, нашёл более интеллектуального собеседника, чем бессознательное тело под ногами. Садахару резко поправил очки, но Кайдо успел разглядеть, что тот гневно нахмурился. Перевёл тревожный взгляд на Такеши.
– А то, что у вас с Кайдо происходит – лечится? – Инуи, первым делом, счёл своим долгом напомнить кое-кому кое о чём. – Неужели то, как Кайдо маялся и какой херни из-за этого налепил, из памяти уже выветрилось?
Момоширо устыдился. И попытался обратить всё в шутку.
– Да ладно, Инуи, это ж я так… бессонная ночь, все дела… – парень слегка оттянул вниз резинку трусов. – И это не «какая-то херня», а надхренное украшение.
Кайдо в единый миг сорвался со своего насеста и чуть ли не в зубы Момоширо сунул брюки, став при этом так, чтобы заслонить его от Инуи.
– Цыц. Не болтай тут ерундой, звезда локального стриптиза. Шуруй одеваться. Вшшш-ш-ш-ш.
Момоширо вспомнил недавний разговор и понял, что едва не облажался. Нечего дразнить невыспавшихся змеев.
Покаянно чмокнув Каору в нос, Такеши в один момент исчез за дверью ванной комнаты.
– Инуи, фиг с утренней тренировкой и завтраком, но на парах мы должны появиться. А Фуджи нельзя одного оставлять. Вот мы малость и растерялись.
– Я понял. Присмотрю за ним. Комендант меня хорошо знает, если что…
– Если что, то и ты о нём… тоже хорошо знаешь.
Кайдо, наконец, чуть-чуть расслабился и начал собираться на занятия. А мимоходом объяснил Инуи, где лекарства и всё, что может понадобиться.
Пока переодевался – Момоширо более-менее пришёл в норму – и, вернувшись в комнату, извинился перед Инуи за свою резкость.

***

– …его член устроился меж моих ягодиц, притираясь. А я двинул бёдрами навстречу, примял его, сам не свой от возбуждения. И сказал, что к чёрту прелюдии – не могу больше. Тогда он стиснул мои бёдра, по-хозяйски так, но без грубости, и протолкнул член в измазанный любрикантом анус. И я просил ещё и ещё, никак не мог насытиться. Мы уже устали оба – какие там позы, я уже ничего не мог, распластался по постели дополнительной простынкой, но всё равно не хотел останавливаться. Хотел, чтобы он оставался во мне. Слышать биение его сердца, чувствовать ток крови, чувствовать, как его дыхание обволакивает меня всего, как его запах отпечатком накладывается на моё тело… и эта лёгкая, такая чертовски возбуждающая боль в укушенном соске, синяки и засосы, особенно на косточке бедра и даже на лобке у самого основания члена… Знать, что на внутренней стороне бедёр появилось раздражение, где раз за разом тёрлось жёсткое кружево чулок…
– Ээ-э? – Инуи удивился и вынырнул из блаженного эротического дурмана, в который его погрузил алкоголь пополам с голосом Шюске. – Чулки из предыдущей фантазии, что-ли, перебежали? Какой у тебя занятный фетиш, однако.
– И не один, – благостно согласился Фуджи, незаметно для себя порядком окосевший. Садахару даже затаил обиду на бармена, чьи коктейли вызвали у парня такое состояние, в которое экспериментальные соки Инуи привести не могли. Хотя следовало отметить, что информационный маньяк в своих изысканиях стремился исключительно к пользе для тела и спортивного дела, а бармен продавал фальшивое расслабление, искусственное веселье и прочие милые иллюзии с гарантированным разочарованием и головной болью в финале.
– Ты только представь бесконечно длинные, стройные ноги Тезуки в блядских непотребных чулках в сеточку… это ж просто… эротический коллапс.
Парни представили. Завздыхали синхронно и решили хорошенько заспиртовать впечатление. Тем более, что на смену опустевшим бокалам появились новые.
– А отхлестать его… – Инуи, у которого природная сопротивляемость алкоголю была повыше, чем у Фуджи, нагло этим пользовался, подхлёстывая его и без того слетевшую с тормозов фантазию, – никогда не хотелось? Ракеткой там или…
– … свёрнутой газетой, – совершенно серьёзно ответил Шюске, потягивая коктейль через трубочку. – В раздевалке. Перегнуть его через скамейку и хлестать до тех пор, пока буквы на заднице не отпечатаются и выражение лица не поменяется… Впрочем, оно, наверное, сразу… Это ведь так унизительно – хуже некуда. Так неправильно. Но в то же время так возбуждающе! Не представляю, чтобы Тезука остался при своём каменном лице в такой момент.
Фуджи вздохнул так горько, казалось – ещё миг и он расплачется.
– В последнее время как его вижу, так сразу и думаю о свёрнутой газетке. Но ведь это неосуществимо. Представляешь, сколько человек должно его держать, чтобы это провернуть?
Выждав паузу, в течение которой Инуи должен был произвести неутешительные подсчёты, Шюске закончил:
– А такой толпе я самое сокровенное, конечно, не доверю. Да что там толпе – никому вообще. А у самого меня никогда сил не хватит Тезуку заломать.
– Я бы мог оказать посильную помощь, – сказал вдруг Инуи без всякой уверенности в голосе. – Или, например, наркотики…
– Не. Ладно, ты. Но наркотики… Точно. Не. Вариант. Фех. – сознание Фуджи начало уплывать и Садахару мимолётно пожалел, что «Тысяча и одна ночь» подошла к концу: сказочных откровений больше не будет.
– Низзя. Мы же спортсмены. А от химии… и с одного раза… последствия могут быть. Для психики. Например. Хотя вот Нио из Риккай – каков псих. От природы. Куда там наркотикам.
Шюске постарался сосредоточится и не соскользнуть в беспамятство.
– Погоди ты со своим Нио, – возмутился Инуи и попробовал ещё раз закинуть удочку. – Ты же не закончил рассказ: вот, перегнул ты Тезуку через скамейку, отхлестал… А дальше что?
– А дальше по настроению: может, жизнь свою спасать придёться. А может Тезука размякнет внезапно и тогда удасться его на минет раскрутить. Или я решу прощения попросить… Устроюсь у него между ног и заберу в рот по самые яйца… вымою языком вену, складочку под головкой, пощекочу отверстие и начну сосать с силой, но аккуратно, как ни одна баба не сделает…
– Кхе-кхе. Очень познавательно. Другого места вы для подобных откровений найти не могли? – пальцы Тезуки почти нежно пробежали по загривкам друзей и мёртвой хваткой сжались на воротниках. О попытках вырваться можно было сразу забыть – задушит же. Инуи в мозг шарахнуло такой волной адреналина, что он сразу протрезвел. А Фуджи повезло – алкогольный дурман надёжно отгораживал его от жестокой реальности. Невозможной такой. Реальности, в которой невозмутимый и суровый, как Немезида, Тезука Кунимитсу нашёл их посреди ночи, в задымленном, как предбанник Ада, гей-клубе.
«НУ, КАААААААААААААААААААК?!!»
– Не будьте небрежными, сколько раз говорить. Эх, учишь вас, учишь – дуракам счастье.
Не выпуская друзей из рук, Тезука взглядом поискал цель своего здесь появления. Юта обнаружился за ближайшим столиком, удачно скрытый от них декоративной колонной. Впрочем, Инуи и Фуджи, кажется, из глубин своего внутреннего мира – одного на двоих – не обратили бы на парня внимания, даже вздумай он на столе стриптиз отплясывать под Lady Gaga.
Рядом с Фуджи-младшим обреталось ещё одно знакомое лицо. Ехидная бледная немочь из Св. Рудольфа.
– Фуджи Юта. Твоя сестра очень беспокоится. Я бы на твоём месте поспешил вернуться домой немедленно.
Короткостриженный шатен, который и так сидел ни жив ни мёртв, слушая откровения пьяного брата – побагровел и начал задыхаться. Мизуки, сам серьёзно ошарашенный цепочкой безумных совпадений, всерьёз забеспокоился и принялся тормошить подопечного.
– Мизуки, проводи его. Кстати, рассчитываю на твоё благоразумие. Мы поняли друг друга? – Тезука и не пытался скрыть угрозу в голосе. Учитывая его принципы: не врать, не отступать от сказанного, не отступать и не сдаваться вообще – угрозы его ничуть не были пустым звуком.
Мизуки только и смог, что кивнуть. С таким трудом добытый отличный компромат на Фуджи Шюске – сходу обернулся нешуточной проблемой:
«Как Тезука нас нашёл? Принесла же нелёгкая».
Под бдительным оком экс-капитана, Инуи расплатился по счёту. Если верить записи, то Фуджи, оказывается, тихим сапом выпил почти вдвое больше, чем Садахару:
«Хрупкий вьюнош – куда только всё поместилось?».
После чего Кунимитсу практически вынес товарищей из бара и затолкал в такси. Инуи старался не делать лишних, а тем более резких, движений. Казалось, Тезука и так на грани двойного убийства и не известно, что его до сих пор сдерживает. Задаваться вопросом: куда они, собственно говоря, едут – Инуи начал лишь спустя полчаса, когда за окнами замелькал незнакомый спальный район.

***

Тезука привык оправдывать возложенные на него ожидания. Соответствовать. Семья, школа, команда, соперники – у каждого были свои, во многом схожие, представления о том, каким должен быть Он – гордость нации, надежда и опора. И поначалу мальчику даже удавалось каким-то чудом соответствовать этим представлениям. Но ожидания росли вместе с Тезукой, а потом и опережая его. Пока не превратились в чудовище.
И Кунимитсу понял, что не может, даже ломая себя, угнаться за химерой идеала, порождённого воображением общества.
Его жизнь неизбежно разделилась на слои – прозрачные «для всеобщего обозрения», полупрозрачные, о которых позволялось догадываться, скрытые и вовсе тайные. В тень ушло всё, не вписывающееся в образ идеала – начиная с безобидных хобби и заканчивая сексуальностью. Не может «гордость школы» смотреть спинномозговые развлекательные ток-шоу, пить из сиреневой «в кактусах» чашки и онанировать одинаково успешно обеими руками.
Но ладно ещё онанизм – «стыдное» занятие сродни ковырянию в носу – все это делают, но никто не признаётся. Веселье началось позже, когда будучи подростком Тезука осознал, что в сексуальном плане его одинаково привлекают представители обоих полов. А ведь он не Атобе – эпатажный маргинал, которому простят и пуму на поводке и Кабаджи в постели – всё равно и то и другое воспринимается не вполне серьёзно, а так: дань имиджу.
Тезука задумался о том, каково быть открытым геем в спортивной среде. Тяжёлые тренировки, соревнования, жестокая рубка за призовые места, чемпионаты, травмы. И каково тут быть геем? Примерно так же, как быть толстым человеком в бассейне с акулами. То есть на тебя, конечно, обратят внимание… Но о спортивной карьере можно будет забыть.
Золотая пара Сейгаку умиляла и восхищала всех без исключения. Но это лишь до тех пор, пока не начали задумываться об истинной природе трогательной дружбы и взаимопонимания таких принципиально разных парней. Впрочем, пока ещё никто не задумывался. Даже ярые завистники. В общем, Золотые были парой и это выглядело вполне нормально – скорее как исключение, чем правило.
А Тезука был один.
И он решил: никогда, ни при каких обстоятельствах не отвечать на знаки внимания коллег по цеху и развлекаться как можно дальше от спортивного круга общения. В Германии, например.
Одна проблема – Фуджи Шюске, как и большинство людей, о метаниях капитана Сейгаку не догадывался, но в отличие от большинства, после первого же холодного ответа не отступился, а продолжил преследование. Более того, утроил, а потом и вовсе удесятерил усилия.
Тезука соображал быстро и намёки понимал отлично. Тем более, намёки Фуджи были сродни пущенному под откос поезду – и захочешь, а не отмашешься. Но их Кунимитсу научился воспринимать как своего рода фон, засоряющий эфир бытия. Все подобного рода намёки разбивались о монолит «меня-интересует-только-теннис» – суровую маску, которую он являл миру 99% времени.
Далее следовали намёки изящные – случайные прикосновения, фразы, которые по отдельности ничем не привлекали к себе внимание, но вползали в душу, как сквозняки в дом, через невидимые щели, и лишь там обретали истинный смысл.
Отдельного упоминания заслуживал взгляд Шюске. Тезука постоянно чувствовал его. Жадный, откровенно раздевающий взгляд. Если его игнорировать – то вскоре после раздевания, появлялось ощущение, словно с тела срезают кожу, а потом и счищают мясо с костей. Многозначительный и многофункциональный взгляд гения решительно невозможно не принимать в расчёт.
И через некоторое время Кунимитсу с удивлением осознал, что старательно возведённая им стена отчуждённости поддаётся этому напору. Пребывая в чужой стране, Тезука, с одной стороны, мог вздохнуть свободней, с другой – начинал скучать без извечных подначек и открытых проявлений чувств Шюске.
И вот, наконец, экс-капитан пришёл к тому, что больше так продолжаться не может. Тезука собрался поговорить с Фуджи и определить всё между ними: так или иначе.
Решение долго зрело, но окончательно выкристаллизовалось спонтанно. И не без помощи вездесущего Инуи, который навёл своего бывшего капитана на мысль: Фуджи не будет вечно ждать, пока Кунимитсу в своих жизненных установках разберётся.
В свободный от тренировок день Тезука зашёл за гением, дабы вытащить его из дома… куда-нибудь. Без предварительного звонка. Чтобы не объясняться по телефону, мол, с чего ему приспичило.
К тому, что Шюске не окажется дома Тезука был готов, а вот к тому, что Юмико обрадуется ему, как родному – нет. Тезука толком и расшаркаться не успел, как оказался втянут в гостиную.
В глаза бросилось, что Юмико взволнована до стадии «места себе не находит» и, судя по одежде, это самое место она решила поискать вне дома. А тут вдруг экс-капитан подвернулся.
– Тезука, могу я обратиться к тебе с небольшой просьбой? Речь идёт о младшем брате Шюске. Ну, да ты его знаешь: Юта же участвовал в школьном теннисном турнире.
– Чем могу помочь? – Тезука внутренне насторожился, предчувствуя, что никакой возможности отказать Юмико у него не будет. А она явно хочет переложить на его плечи некую пикантную проблему.
Молодая женщина замялась. Ей неудобно было даже озвучить суть просьбы.
– Дело, видишь ли, в чём: я очень волнуюсь за мальчиков. Очень-очень. Шюске не даст себя в обиду, но Юта… такой деликатный… такой ещё юный и неопытный… – Юмико начала сразу с оправданий, причём, в ход пошёл железный аргумент «всё ради детей». И Тезука уверился, что проблема, в решении которой ему предстоит поучаствовать, ну, очень уж пикантная.
– Я заказала у оператора мобильной связи услугу определения местонахождения абонента. Ничего такого, как для ребёнка – вдруг он потеряется или попадёт в беду… – Юмико потупилась, крутя в ладонях телефон. Несколько минут прошли в томительной тишине.
«Перемещения Шюске она тоже отслеживает? Вероятность высока» – с каменным лицом пытался переварить ошеломительную новость Тезука.
А Юмико, выдержав пару минут борьбы с собой, перешла к сути вопроса. Для начала она показала Тезуке экран мобильного. После беглого взгляда на карту, Тезуке не потребовалось много времени, чтобы проследить всю цепочку рассуждений женщины.
– Вы хотите, чтобы я отправился туда, нашёл Юту и вернул его домой?
– Да. Я понимаю, что прошу слишком многого. Как на грех, Шюске вчера остался ночевать у друга и, кажется, у него разрядился телефон. Я собралась поехать сама. И поеду, но…
– Но вдвоём у нас больше шансов отыскать Юту в толпе, – закончил Тезука её мысль. – Разумеется, я сделаю всё от меня зависящее.
– Ах, я знала, что на тебя можно положится. Ты такой ответственный и надёжный. Шюске повезло иметь такого друга, так ты.
«Ну, он меня пока ещё не имеет. И в будущем вряд ли будет. Хм. У какого, интересно, друга он заночевал?».
– А вы, случайно, не знаете у кого Шюс…
– Вообще-то Шюске со всеми друзьями повезло. Кавамура, который свежайшие суши нам привозит иногда, замечательный парень. Или вот Шираиши из Осаки – у нас весь дом в редких растениях благодаря ему.
«Шираиши, значит? Ну-ну» – Тезука помрачнел.
Обуваясь в прихожей, Юмико продолжала «светский разговор»:
– В последнее время нам часто Кайдо звонит, серьёзный молодой человек с привычкой шипеть так забавно.
«Опять Кайдо?!»
– Но больше всего Шюске с Садахару общается, – Юмико озорно усмехнулась. – А вы, кстати, чем-то похожи. Тебе об этом ещё никто не говорил?
– Нет. Но в этом утверждении, определённо, присутствует зерно истины.
«С каких пор Инуи в этом доме уже «Садахару»? Кажется, насчёт Шираиши я напрасно дёргался».

***

– Итак, дорогие мои, на чём мы остановились? – зловеще вопросил Тезука, обнимая парней за плечи так, что их ощутимо пригибало к земле. Словно не руки на плечах, а шпалы железнодорожные. Фуджи молчал, от изумления утратив ощущение реальности.
– Да я к вашему «мы» вообще ни при чём. Я просто мимо проходил… – постарался, пока не поздно, обрисовать свою позицию Садахару.
– Ошибаешься, Инуи. Ты не мимо проходил, ты убежать не успел, – заметил Тезука.
«Действительно, поздно».
Парень оглядел холостяцкую квартирку, куда их привёз экс-капитан. Самое страшное миновало и информационный маньяк немного расслабился. Кунимитсу, в очередной раз, его удивил, заинтриговал, озадачил. Там, в баре – Инуи ожидал, что Тезуку перекосит от омерзения и он бросит друзьям в лицо страшные обвинения, а потом добьёт чем-то вроде «видеть вас больше не желаю!». Но даже если представить, что Тезука, как святой, толерантен к любым проявлениям пидорасии головного мозга – парни полной мерой заработали на разок-другой по морде. И озвученными Фуджи фантазиями и тем фактом, что Инуи его подначивал, а не пытался остановить. По морде напрашивалось, да. Ногой. А Тезука ограничился упрёком, мол, нашли место для беседы о сокровенном.
«Ну, точно – святой. – Инуи насторожился, лихорадочно анализируя новые данные. – Или он просто не позволил себе небрежности, вроде двойного убийства при множестве свидетелей. Хотя состояние аффекта можно было бы использовать в качестве смягчающего обстоятельства».
– Мне спьяну кажется или твоя квартира действительно меньше, чем должна быть согласно планировке? На 30 см по меньшей мере.
– Никто, кроме тебя, не обратил бы внимания и уж, тем более, не вычислил бы разницу, – похвалил Тезука. Точнее, Инуи хотелось верить, что это комплимент – таким же голосом Тезука, будучи капитаном, отправлял всю команду наворачивать круги вокруг корта за малейшую провинность.
– Мой предшественник сделал здесь ремонт, пожертвовав часть площади в счёт утепления и звукоизоляции. Места для одного жильца всё равно более, чем достаточно. Но теперь здесь можно, при желании, оперировать без наркоза – соседи ничего не услышат.
– Надеюсь, ты нас сюда не за этим пригласил.
– Не за этим.
– А зачем?
– Интересно больше узнать про идеи Шюске. А быть может и кое-что осуществить.
Многозначительные паузы Тезуке с детства удавались отменно. Инуи в полной мере ощутил утрату почвы под ногами, а так же крах мироздания и личного мировоззрения.
– Стели постель. В шкафу всё необходимое, – приказал Тезука всё тем же безэмоциональным голосом. – И, кстати, если всё ещё гадаешь о том, каким образом ты вписался в ситуацию – отвечу. Фантазии Шюске включают и тебя.
Садахару выронил подушку. Глаза у него сделались сходны по размеру и форме с его же очками – большими прямоугольными. Хорошо хоть за стёклами не видно этой несовместимой с жизнью метаморфозы.
Подвижность и способность к примитивному мышлению, типа, «пойти-сделать» вернулась к Инуи не скоро. Тезука всё это время внимательно наблюдал за ним. Экс-капитан устроился вместе с Фуджи в единственном кресле. Шатен, в связи с опьянением давно простившийся с моралью и нравственностью, непринуждённо обвил Тезуку руками и ногами, самозабвенно нацеловывал его в шею, покусывал за ушко и что-то неразборчиво шептал.
Садахару припомнил, что началось это ещё в такси. Видимо, тогда же ушлый гений и навёл Тезуку на мысль наказать информационного маньяка за всё хорошее извращённым способом.
«Мне спьяну кажется или он действительно улыбается? Едва-едва… Кроме меня, пожалуй, никто бы не обратил внимания, – Инуи запретил себе паниковать: поздно уже. – Кто говорил, что у Тезуки нет чувства юмора? Есть оно. Но лучше б его, такого, не было».
Пока Садахару возился с постелью, Тезука начал раздевать Фуджи. Тот не мешал ему, но и не помогал – едва контролируя себя.
«Вот сейчас он заснёт и всё – ничего никому не обломится» – мстительно подумал Инуи, в очередной раз, обманутый в своих представлениях о реальности: в дальнем углу шкафа, за одеялами, он обнаружил коробку с нужными, но несовместимыми со светлым образом Тезуки вещами. Вроде презервативов, смазки, флаконами каких-то неопознаваемых масел и даже… Инуи даже не знал назначения некоторых из этих предметов!
«А Тезука, выходит, знает. И не только в теории».
Но Фуджи не зря звался гением и считался ходячей угрозой всему серому и обыденному. Он не заснул. Более того, он встрепенулся и вдруг перешёл к активным, хоть и несколько хаотичным действиям. Одной рукой Шюске вцепился в ворот рубашки и разом лишил Тезуку дара речи и нескольких пуговиц. А другой рукой он поймал цепочку и потянул.
«Хана медальону» – подумал Инуи и, опять таки, ошибся. Тезука нагнулся и позволил Фуджи впиться в губы.
В вуайеризме есть свои прелести – Садахару сглотнул слюну. Оглянулся на дверь. Более подходящего момента для бегства не найти – парни рухнули в свой собственный мирок и до происходящего вовне им не было дела. Тезуке хватило поймать губами пару вздохов Фуджи и он сам словно опьянел.
Инуи плавно отступил. Оглянулся в последний раз: они уже переместились на постель. Фуджи тонкими руками, с округлыми, практически женскими, запястьями – начал неожиданно грубо избавлять Тезуку от одежды.
С тех пор, как Инуи видел его обнажённым в последний раз – Кунимитсу из жилистого подростка превратился в молодого мужчину – прекрасного в своём гармоничном развитии и опасного непоказной силой хищника. Несколько тонких шрамов, неизвестно где им добытых, только подчёркивали эту красоту. Делали её совершенной.
Фуджи закричал, весь поддаваясь Тезуке навстречу. И столько всего слилось в этом крике – Инуи ничего подобного слышать не доводилось: боль, но и облегчение; торжество победителя, но и подчинение другому и счастье… простое, незамутнённое счастье.
Садахару, как в трансе, шагнул обратно в комнату. Нестерпимо хотелось прикоснуться к этому чуду, пропустить его через себя, прочувствовать. Сопротивляться Инуи не мог. Была ли это жажда познания – та самая, которая толкала его на массу безрассудных поступков? Была ли это обыкновенная человеческая зависть или необыкновенная, родившаяся буквально из ничего, ревность?
Как ребёнок, который стремится поймать бабочку, потому что она яркая, и уничтожает её нечаянно, не умея иначе удержать хрупкую красоту – Инуи потянулся к парням, не имея никакого опыта и даже не думая о том, что рискует всё разрушить и для себя и для них.
Несколько минут происходило что-то странное и нелепое: вялая борьба, неловкие поцелуи. Фуджи треснул Инуи по лицу и сбил с него очки, но в чувство привести не смог.
Потом Тезука, наконец, сориентировался – как самый трезвый – и направил энергию Садахару в приемлемое русло.
«Русло», кстати, поутру у Кунимитсу слегка воспалилось и изрядно болело – он давно не был снизу, а Инуи мужским достоинством оказался совсем даже не обделён.

***

– Шюске, как себя чувствуешь? – поколебавшись, Инуи назвал товарища по имени. Мимолётное внимание формальностям лишний раз подчеркнуло то, что произошло между ними. Необратимое. Поднявшее их отношения на новый уровень.
– Вот, выпей, – он помог Фуджи сесть и протянул стакан с водой и таблетку.
– Добавь ещё одну, – не стал отказываться шатен, бледный в зелень и слабый, как котёнок. – Чувствую себя… Лучше б я себя не чувствовал. Особенно ниже ватерлинии. Зато облегчение… Я бодр и весел. Давненько так светло на душе не было.
Фуджи проглотил таблетки и ополовинил стакан с водой. Откинулся Инуи на руки, всем видом намекая, чтобы его обратно уложили и убаюкали. Ну, сегодня Шюске имел полное право быть хрустальным и отношение получать соответствующее.
– Ты из вчерашнего что-то запомнил?
– А почему спрашиваешь?
– Подумал: обидно, что твои мечты и фантазии осуществились… ну, частично… а ты это прохлопал.
– Обижаешь. Я не «прохлопал», как ты изволил выразиться, ни малейшей детали, потому что не был пьян, – вяло возмутился Фуджи. – В смысле, был. Но не больше твоего. Да и протрезвел мгновенно. От ужаса. Когда нас Тезука нашёл.
«Я мог бы догадаться. В конце концов, Шюске единственный из нашей спортивной братии, кто пьёт мои соки без последствий – что ему какой-то спирт» – сообразил Садахару и тут же озадачился иным: если гений не был пьян, то…
– Но зачем же ты…
«Решил, что больше так продолжаться не может… по-старому» – подумал Шюске, а вслух ответил иное:
– Прикидывался? Хм. Подумал, что так всем будет проще. Для начала.
– Я тебя боюсь, – признался Инуи после некоторого размышления.
– Ты меня хочешь, – усмехнулся Шюске, блаженно щурясь. – Но сегодня тебе уже ничего не обломится: я устал, как кактус в заполярье. Скажи Митсу, чтобы поторопился, а то жабры отрастут.
– Тез, освобождай ванную! – повысил голос Инуи. – Угадай, кто проснулся и претендует.
Фуджи завозился и вдруг одарил Садахару, как кипятком ошпарил, взглядом пронзительной синевы с двумя тоннами прежней доброжелательной насмешки.
– Только, знаешь, в горячке я внимания не обратил: у кого больше-то – у тебя или у Митсу.
Гений глубоко задумался и Инуи практически услышал, как у того под крышкой черепа черти пляшут.
– Вот как он из ванной вылезет – померяем.
«И кто мне заявил, мол, словно кактус в заполярье, ни на что не способен?».

***

Возвращаясь с утренней пробежки, Кайдо заглянул в столовую и прихватил бутерброды. С некоторых пор, если удавалось не проспать, парни предпочитали завтракать в комнате. В столовой ведь нельзя позволить себе лишнее. Нигде нельзя, вне комнаты.
Пихнув в бок Такеши, который до сих пор бессовестно дрых – Каору присел на свою кровать и, первым делом, расстегнул браслет. Прошипел что-то уныло-ругательное и потёр щиколотку. Утяжелитель натёр ногу. А ведь Кайдо рассчитывал в браслетах весь день проходить:
«Другой возьму. Переставлю только пластины».
Однажды во время генеральной уборки Момоширо смеялся до слёз, прикинув, что у них на двоих вещей-то килограмм десять всего, зато утяжелителей – все девяносто. На каждого.
Пока Кайдо возился, Такеши пришёл в сознание и успел сползать в ванную. Вернулся отвратительно бодрый и жизнерадостный. Одарил Каору чувственным поцелуем в губы. Нежный-нежный поцелуй достался пострадавшей щиколотке, а внутренней стороне бедра – яркий засос. После чего Момо отгрёб своё утреннее по голове и уселся завтракать – как ни в чём ни бывало.
– Ты представляешь, Тезука, вроде как, сошёлся с Фуджи. И с Инуи.
Кайдо поперхнулся и выронил надкушенный бутерброд. Глазища у него сделались, как у кота, впервые увидевшего пылесос. Такеши пришёл в восторг и продолжил в том же направлении:
– Так странно…
– Да уж. Тхе… кхе-кхе… тхе… Тезука… и вдруг такое.
– Ну, с Тезукой как раз понятно – на него же изначально Фуджи нацелился. А гению проще дать, чем… Короче, знаешь ведь, что против Фуджи нет приёма. Но вот Инуи… Не ожидал я от него.
– Почему? – удивился Кайдо, не в силах уследить за полётом мысли любимого. Логика у Момоширо извилиста и загадочна: от Тезуки он, значит, всего ожидает, а от Инуи – нет?
– Мне казалось, он в тебя влюблён мучительно серьёзно, а тут вдруг Фуджи. И Тезука. Странно…
Кайдо не подавился по второму разу лишь потому, что не донёс бутерброд до рта. Отложил его и с сожалением отказался от мыслей о завтраке. Момоширо не умеет оказывать первую помощь смертельно подавившимся. Зато ещё пара его высказываний и… Ну, натурально можно сдохнуть от потрясения.
– Такеши, ты совсем больной? Какая влюблённость? Воображение у тебя разыгралось не по делу. Сам подумай: понту Инуи ко мне неровно дышать – я же предсказуем и скучен по его понятиям. Любой мой шаг он может прочитать на годы вперёд. То ли дело они – единственные неподдающиеся анализу загадки ходячие.
Момоширо задумался. Он никогда не рассматривал их отношения с этой точки зрения. А ведь Кайдо в чём-то прав. И Инуи он знает лучше других.
«Но ведь что же получается? Даже у спокойного и рассудительного Инуи в итоге всё решилось на подсознательном уровне, в обход мозгового вычислительного центра? Ну и афигеет же он, когда осознает!» – Момоширо начал нездорово хихикать. Счастье же: во-первых, одним претендентом на его Каору меньше, во-вторых – только представить себе эти отношения:
«Гений против педантов! Эпичненько».
– Эх, не всё ладно в системе образования Сейшун Гакуэн: целая команда не по девушкам.
– Как – вся?!!
– Хм. Ладно, вру. Эчизен, Кавамура и Золотые – в непотребствах не замечены.
– Вшш-шш-ш…
– Впрочем, на счёт Золотых я не уверен.
– Чтоб тебя! Дай хоть чай нормально попить, а?!

Конец...?

Бонус! Ещё одна картинка  GerVOlg